«Невозможно или почти невозможно, чтобы кто-нибудь посторонний угадал, что я ищу; а я ищу сюжеты новые, значительные, разнообразные, прекрасные, смелые… смелые до крайности…»

«Я не смогу написать хорошую музыку, если я не до конца понял драму, и она меня не убедила».

«Я пытался… обеспечить приличные постановки там, где в течение ряда лет одно фиаско сменялось другим…, и в тех четырех театрах, где исполнением руководил я сам, и не только руководил, а сделал определенное исполнение обязательным, публика брала театры приступом… Может быть, это послужит уроком на будущее. Может быть, благодаря этому научатся, как надо ставить оперы».

«Существуют оперы с намерениями… и оперы с дуэтами, каватинами и т. д… для этих опер требуется нечто иное. Требуется ансамбль, требуется целое. Именно это и составляет оперное представление, это – а не чисто музыкальное исполнение каватин, дуэтов, финалов и т. д. и т. д.».

«Когда подражают правде, может выйти хорошо, но создать правду лучше, гораздо лучше…»

«Для опер хороших или плохих, но написанных с новыми намерениями, требуется выдающийся ум, который мог бы наладить всё: костюмы, сцену, декорации, постановку и т. д., не говоря уже о необычной интерпретации музыки».

«Не надо быть в музыке исключительно мелодистом. В музыке есть нечто, кроме мелодии, есть нечто, кроме гармонии. Это – сама музыка!»

«Я… боготворю это искусство, и когда я один на один в схватке с моими нотами, сердце трепещет, слезы льются из глаз, и потрясения, и восторги невообразимы».

«Ах вы, ученые ретрограды!.. Что вы болтаете о мелодии и гармонии!.. А что обозначают эти определения школ, эти предрассудки, касающиеся гармонии, эти понятия германизации, итальянизма, вагнеризма и т. д. и т. д.? В музыке имеется нечто большее. Имеется сама  музыка!.. Пусть публика не занимается средствами, применяемыми композитором!.. Пусть она не придерживается предрассудков той или иной школы… Если музыка хороша – пусть публика аплодирует; если плоха – пусть освистывает… Вот и все. Музыка принадлежит всем: она универсальна».

«Мне нравится в искусстве все, что прекрасно. У меня нет пристрастия; я не верю в школы, и мне одинаково нравится веселое, серьезное, ужасающее, величественное, скромное и т. д. Все, все – при условии, чтобы скромное было скромным, величественное – величественным, веселое веселым и т. д. В общем, чтобы все было таким, каким ему надлежит быть: Правдивым и Прекрасным».